Д.Ортенберг о фотографе Георгии Хомзоре

"В эти дни на страницах газеты появились снимки нашего нового фоторепортера Георгия Хомзора. Одно время он работал в «Красной звезде» ретушером, затем перекочевал в «Известия», но вскоре был уволен.

Ныне причины его увольнения вызывают улыбку и веселые реплики, а тогда...

В тот злополучный для Хомзора день, 28 сентября 1939 года, в редакции ждали документы о заключении германо-советского договора. Хомзор приготовил карту-схему, на которой оставалось нанести только линию «границы между обоюдными государственными интересами» (как это было обозначено в договоре), и ждал. Документы пришли с опозданием. Хомзор быстро провел по карте черту, и на следующий день карта появилась в «Известиях». А через несколько дней германский посол прислал в Наркомат иностранных дел СССР протест: на карте, опубликованной в газете, два селения ‒ Остроленко и Кристоноль ‒ почему-то оказались на советской стороне.

Стали разбираться. Выяснилось, что в документах, полученных редакцией, эти населенные пункты действительно находились на германской стороне, но их названия воспроизводились на нашей стороне. И Хомзор, чтобы устранить эту «несообразность», перенес две точки, обозначавшие Остроленко и Кристополь, на нашу сторону.

Не знаю, что ответили послу, но сразу же последовал приказ об увольнении Хомзора. Тогдашний главный редактор «Известий» Я. Г. Селих позже рассказывал, что, когда доложили Сталину о случившемся, он ничего не сказал, только улыбнулся. Это, объяснил Селих, и спасло Хомзора от еще больших неприятностей.

А когда в январе сорок второго года Хомзор закончил военно-политическое училище, мы вытребовали старого краснозвездовца в нашу газету.

Вспоминая его работы, не могу не рассказать об одном любопытном эпизоде.

Отправили мы Хомзора на Калининский фронт. Когда он находился в одном из соединений, сюда приехал командующий фронтом И.С.Конев. Хомзор встревожился. Кто-то ему сказал, что комфронта не терпит, когда на него наставляют фотообъектив. Очевидно, пошутили, но наш спецкор спрятал «лейку». А Конев беседует с бойцами, вручает ордена и медали. Может ли настоящий фоторепортер стоять рядом и безучастно смотреть, как пропадают такие выигрышные кадры? Он вытащил «лейку» и стал щелкать.

‒ Вы кто? ‒ спросил генерал.

Хомзор назвал себя. Ничего не сказал Конев. А на второй день фотокорреспондента срочно разыскали. Его вызывал к себе командующий фронтом.

Ни жив ни мертв примчался Хомзор на КП фронта. Думал, все та же история: нелюбовь генерала к «лейке». А Конев пригласил его сесть и спросил:

‒ Давно у нас?

‒ Месяца два.

‒ Что же не являетесь? Вчера снимали? Получилось что-нибудь? Можете показать?

Хомзор помчался в Москву. За день и ночь отпечатал с полсотни снимков ‒ старых и новых, ‒ сделанных в войсках Конева. А на второй день был уже в блиндаже комфронта и показал ему фотографии. Генерал удивился: «Когда успели?» Он внимательно рассматривал каждый снимок:

‒ Это хорошо. Это здорово.

Отобрал несколько снимков и повесил у себя на стенке. А потом как бы невзначай спросил корреспондента:

‒ А как вы передвигаетесь?

‒ На попутных.

‒ Вот что, ‒ сказал Конев, ‒ машина у нас не проблема. ‒ Вызвал адъютанта и распорядился выделить для Хомзора из резерва автобатальона «эмку». На этой машине Хомзор и колесил по фронту. А ордер на «эмку» за № 101 он до сих пор хранит у себя как своего рода сувенир военного времени.

Эта встреча Хомзора с Коневым имела продолжение в самом конце войны. В Центральном архиве Министерства обороны я ознакомился с наградным листом, заполненным Политуправлением 1-го Украинского фронта на Хомзора. Его представляли к награде орденом Отечественной войны II степени. На этом листе есть поправка, сделанная рукой Конева: вместо слов «Отечественной войны II степени» ‒ «орден Красного Знамени». Награда для фоторепортеров редкая.

Конечно, такую высокую оценку Хомзор получил не только за калининские снимки, а за свой мужественный труд в годы войны. Об этом маршал прочитал в наградном листе, да и сам видел в «Красной звезде» снимки Хомзора".

Д.И.Ортенберг