Анатолий Морозов. Интервью

«Анатолий Морозов:  Мы дошли до Берлина…»

С каждым годом их остается все меньше. Военный фотокорреспондент Анатолий Павлович Морозов с «лейкой» прошел пять фронтов, завершив победный путь в Берлине. С ним встретился наш внештатный корреспондент.

– Анатолий Павлович, как известно, сам исторический момент водружения флага над рейхстагом, состоявшийся 30 апреля в 21 час 50 минут по московскому времени, не удалось снять никому. В чем причина?
– Это было нереально даже при очень большом желании по самой простой причине – накрывшей все темноты. Если заметили, все фронтовые снимки сделаны у нас в световой день. Потом уже Халдей, Рюмин, Шагин, Темин, Редкий и я, каждый для своего издания, отработали этот кадр. В разное время, в разных углах рейхстага. И снимки наши, естественно, получились тоже очень разные.

– Как это сделали вы?
– Я все время сидел на командном пункте 3-й Ударной армии, метрах в трехстах от рейхстага, и ждал, когда только можно будет к нему приблизиться. Рейхстаг уже капитулировал, но вокруг шли бои, стоял сильный оружейно-пулеметный огонь. И вот рано утром 2 мая перебежками, где по-пластунски, а в общем, не помню уже и как, я преодолел этот кажущийся таким коротким путь.
В подвале рейхстага находились чумазые люди, они настолько были измотаны, что лежали вповалку. Я спросил у командира батальона Неустроева:
– Кто водрузил знамя?
– Егоров и Кантария.
– Давайте их сюда.
– Сейчас разбудим, – сказал комбат.
Мы полезли на крышу рейхстага водружать знамя. Потом подошли автоматчики, прикрывавшие знаменосцев в бою. Пока я искал ракурс, делал всевозможные дубли, рядом посвистывали пули. Кантария все торопил:
– Товарищ старший лейтенант, ну хватит, слющий. Война кончилась, а нас с тобой подстрельят. Обидно будэт!
Снимает с руки и протягивает мне на память часы «Алытина». Я, конечно, отказываюсь от такого дорогого подарка.
– Слющий, не знаищь кавказкий обычай? Если что дарят, нужно обязательно принять. Обижусь, очень обижусь!
– Не возьму.
– Ах, какой ты человек!
Поднимает рукав гимнастерки, а у него там – раз, два... шесть новеньких часов. Тогда я согласился, а сам спрашиваю, неужели он с мертвецов их стаскивал? Мелитон весь побелел:
– Как ты мог подумать, ну как ты мог подумать, что я могу этым заныматься! Мы взяли эти часы, когда прорывались к рейхстагу!
Потом в политуправлении случайно узнал об этой истории с часами. Когда советские войска пошли на последний

штурм рейхстага, продвигаться приходилось через «слоеный пирог». Что это такое? Одну улицу занимали наши солдаты, другую – немцы, потом – опять наши, потом – опять немцы, и так весь Берлин. Обходить с флангов было нельзя – с соседних улиц били крупнокалиберные пулеметы. И тогда решили пробиваться сквозь здания, подвалами, заходить в середину улицы и громить там немцев.
И вот в одном из таких подвалов ребята наткнулись на горы каких-то ящиков. Ткнули, подняли... и посыпались часы. Выяснилось, что они наткнулись на склад абвера, а часы были приготовлены для тех немецких частей, которые первыми войдут в Москву. Ну, конечно, в подвале каждый из бойцов навешал себе столько, сколько мог.

– Анатолий Павлович, насколько известно из профессиональных кругов, этого не отрицал и сам Халдей, вы первым сделали последний снимок войны. Почему же халдеевское знамя знают все, а ваше осталось как бы в тени?
– Халдей оказался более хитрым фотографом и для этой съемки полвойны протаскал с собой за пазухой профкомовское знамя какой-то организации. Оно было большим, со звездой, серпом и молотом. На моем снимке – флаг 756-го стрелкового полка Зинченко – один из тех пяти флагов, которые были вручены каждому полку специально для водружения. Но красное, чистое полотнище без символики, с номером «5» оказалось менее интересным с точки зрения фотографии. Все равно всех опередил правдинский снимок Темина, снятый с самолета. Моя «Фронтовая иллюстрация» выходила только раз в две недели.

– У Темина Знамя Победы получилось без сучка и задоринки?
– Снимок в «Правде» «распахали» очень большим, но это не спасло ситуацию – знамя практически потерялось на рейхстаговской громадине, и его в несколько раз увеличивал художник.

– Какой снимок наиболее дорог вам?
– Я счастливый человек, и ты счастливый человек, – говорил мне Кантария в Берлине, – каждый, кто сюда дошел, – счастливый человек.
Наверное, в те минуты он вспоминал о своих друзьях, которые не дошли. Я вспоминаю о погибших боевых друзьях вот уже всю жизнь, фотографии их необыкновенно дороги мне.
Под Орлом мне удалось познакомиться с отважной девушкой, командиром танкового взвода гвардии старшим лейтенантом Сашей Самусенко. Танковая бригада, в которой она служила, как раз вышла из боя. Глядя на ее жизнерадостное лицо, трудно себе представить, что в свои двадцать три года она успела столько пережить: много раз водила свой взвод в атаку, лично уничтожила несколько противотанковых орудий и много гитлеровцев, дважды горела, была ранена. За боевые заслуги Александру наградили орденом Отечественной войны 1 степени, а вскоре орденом Красной Звезды. Недалеко от Берлина в марте 1945 года в одном из боев она погибла.
Конечно же, очень памятны мне радостные снимки Победы, сделанные во время подписания акта о безоговорочной капитуляции Германии, и автографы подвига на рейхстаге.

Интервью Павла Герасимова

По материалам газеты «Гудок»

http://www.gudok.ru/newspaper