Метаморфозы зрения /Фотограф Александр Китаев/

«Ракурс» Александра Китаева – фотография с красивой коллекционерской историей. Один ее отпечаток приобрел в свое совсем не фотографическое собрание отдел Новейших течений Русского музея. Другой – купил не так давно знаменитый фотограф Фриц фон дер Шуленбург, у которого до этого было железное правило: никаких фотографий в собственном доме. Ню Китаева в виде настенных календарей украшают собою офисы солидных фирм и гостиные модников. Чтобы разобраться, почему Китаеву оказана такая честь, Анна Толстова встретилась с несколькими экспертами и долго чаевничала с самим фотографом, рассматривая эти знаменитые ню в ателье, где все они были сняты.

Отдел Новейших течений ГРМ - как военкомат: должен отбирать в нашем рахитичном актуальном искусстве все самое здоровое и боеспособное. Махнув рукой на «чистую фотографию», он формирует под-разделение фотографии концептуальной, играющей роль «технического посредника» в проектах современ-ных художников. Тем не менее, заведующий отделом Александр Боровский видит в «чистом фотографе» Китаеве почти что концептуалиста: «Он отрефлексированно относится и к объекту, и к негативу, и к тому, что между объектом и оптикой; вот этот промежуток между объектом и оптикой — это сейчас самое важ-ное, и это он пытается осмыслить». Ню выбраны из всех циклов Китаева по дидактическим соображениям: «К ним применим брехтовский термин «показ показа». Китаев все время показывает: если женщина показы-вает свою прелесть, он показывает, как фотография показывает прелесть женщины. То есть, несмотря на всю опосредованность фотопроцесса, он сохраняет чувственность вторично. В известной степени, даже удваивает чувственность».
Марина Гисич, успешная петербургская галеристка, тоже выделяет китаевские ню: «Их отличает какой-то особенный лиризм, какая-то неуловимая тонкость, присущая им по факту питерской прописки. Они всегда очень узнаваемы в линии, изысканны в ракурсе и свете. И совершенно не важно, какая перед вами женщина: молодая, старая, какого она телосложения - Китаев всегда умудряется подчеркнуть персо-нальную красоту. Причем красоту без канонов, вне времени. Не модельную, не типажную. Красоту, кото-рую можно сравнить с прелестью запаха травы или, скажем, облаков над нами. В этой красоте есть магиче-ская загадочность. То, что он делает, — это не эротика, а совершенно другое измерение — высший пилотаж для художника. Его ню - не отражение материального мира, а просто искусство, воспевание красоты».
Фриц фон дер Шуленбург впервые увидел работу «Ракурс» в домашней коллекции Марины Гисич и тут же потребовал, чтобы его немедленно отвезли «к этому уникальному мастеру». «Фотография с авторским названием «Ракурс», в петербургском просторечии именуемая «Попой Китаева», совершенно потрясла меня игрой света и тени. Эта работа уникальна. На нее можно смотреть бесконечно и каждый раз открывать в ней для себя что-то новое. «Ракурс» может быть, к примеру, восходом или заходом солнца. Вообще, у каждого строится свой совершенно особенный ассоциативный ряд. Этим и замечательна «Попа Китаева»: она может стать для нас чем угодно, оставаясь при этом еще и изображением части женского тела. Когда я познакомился с Китаевым в апреле 2003 г., оказалось, что на тот момент готовых отпечатков работы у него не было. Пришлось заказывать один специально для себя и ждать до августа. Посмотрев на это ню свежим взглядом, я остался в таком же восхищении, как и тогда, когда увидел его в первый раз. Наши с Китаевым жизни сложились совсем по-разному: я всю жизнь занимался очень коммерческой фотографией, а он позволил себе быть настоящим художником, одним из тех, кто не примет у вас заказ, если работа ему не по душе. Считается, что в своей области я добился многого, но Саша... Саша, как сказали бы итальянцы – un artista, свободный художник, а это... это - совсем другое дело...».
У отечественных фотографов, надо сказать, с жанром ню складывались непростые отношения. В пуританском СССР ню, как и секса, почти не было: старая школа, от дореволюционных пикториалистов до Александра Гринберга, ушла, когда в 30-е фотографические ню объявили вне закона и лицемерно приравняли к порнографии. Сегодня даже глаз профессиональных фотографов засорен «обнаженкой» рекламного глянца, отчего запрещенный некогда жанр приобрел отвратительный коммерческий привкус.
- Почему же Александр Китаев, известный преимущественно фотографиями Петербурга, решил занялся ню?
- Ню, собственно, шло параллельно портрету. Всякий художник в процессе обучения искусству изучает анатомию. Наступил какой-то момент, когда я осознал, что мне нужно понять анатомию хотя бы визуально — для того, чтобы снимать портреты. Так и началась эта серия. Вначале она не имела особенно творческого характера - так, просто экзерсисы, работа со светом.
- А не считаете ли вы себя пиктореалистом? Ведь именно они сложнейшими техническими ухищрениями добивались светового и оптического рисунка изображения, максимально приближенного к живописи.
- Я существую в период колоссально развитого лексикона фотографии. Я не чужд знанию истории своей профессии и вообще фотоискусства, поэтому мне доставляет огромное удовольствие возможность использования всех существующих средств. Получается, что я постмодернист: не изобретаю уже изобретенное, а просто впитываю в себя, преломляю через себя и свое время те или иные стилистические приемы. Скажем, в жанре ню мне ближе пикториальная фотография - именно она превратила жанр ню из порнографии в искусство. Если вдуматься, китаевские ню начались еще раньше, со снимков петергофской скульптуры. Покрытые мурашками снега нимфы и впрямь выглядели у него как вечно зябнущие петербургские натурщицы.
- Я очень любил и люблю снимать скульптуру. Теперь снимаю уже меньше, потому что есть возможность делать ню. Но, видимо, какие-то идеалы эстетические - они пришли из скульптуры.
Впрочем, статус обнаженной натуры в изобразительном искусстве - от беломраморной античности до чувственных одалисок Матисса — совсем не тот, что в фотографии, где жанр ню — самый провокационный. Во-первых, над человеком с камерой родовым проклятьем висит обвинение в порнографии (ведь вуайеризм заложен в самой природе фотографии). Во-вторых, в отличие от живописца, вольного сколько угодно преображать неприглядную реальность обнаженного тела в угоду своему идеальному о нем представлению, фотографу, хочешь - не хочешь, приходится иметь дело с тем, что есть.
- Трудно найти идеальную натурщицу?
- В общем, да. Ведь всегда нужно что-то прикрыть, что-то спрятать, а что-то важное, наоборот, показать. Это задача интересная, но она всегда сковывает. Какой-то изъян или что-то не так, и ты уже не свободен. А бывают, наоборот, настолько идеальные, точеные тела, как их ни поверни... и тогда уже какие-то другие задачи решаешь. Но вообще я в любой натуре нахожу именно то, что хочу увидеть.
В известном смысле, обнаженная натура для любого художника - экспериментальная лаборатория, где происходит жесткая селекция форм. Серии с обнаженной натурой у Китаева - самые формально изысканные. Его отбор безжалостен - лучшие кадры, лучшие отпечатки. Китаев экспериментирует со светом при съемке, а еще — с технологиями печати и даже с самой бумагой. Одна из его находок — печать на мятой вручную бумаге, мягко бликующей тысячами сгибов-граней. В результате каждый отпечаток - по тону, по фактуре бумаги - уникален, как ювелирной выделки эстамп старинного немецкого гравера. И эротические переживания, связанные с соблазнительными формами женского тела, оказываются не менее важны, чем наслаждение формой самого произведения.
Ню Китаева - это игра в подобия. Так было уже в самой ранней серии - «Пустынный пляж». Выхваченные фрагменты тела напоминают то ли дюны, то ли барханы, и фотограф фиксирует их, как геолог-любитель: «Не мной открыто, что ландшафт человеческого тела подчас поразительно напоминает природный. Вглядываясь в линии и объемы, света и тени, фрагментируя тело модели, я стремился включить в кадр лишь то, что работало на вдохновившую меня идею - передать через сходство форм единство всего сущего на Земле». Магия этих фотографий — в особой технике печати: негатив накладывается на матовое, натертое песком стекло, используется матовая, тонированная желтым бумага, отчего в отпечатке формы обретают мелкозернистую, песчаную фактуру. Так что тело - в каких бы ракурсах ни были представлены натурщицы, от канонических до «авангардных» - скорее угадывается, норовя прикинуться чем-то другим.
Название серии «Архитектура тела» вполне откровенно. То, что модуль человеческой фигуры лежит в основе всех классических искусств, и прежде всего, в основе зодчества, - положение из учебника эстетики. Китаевское зодчество - петербургское: спокойное, тяжеловатое, гранитное, выстроенное основательно - как опорная система моста или классический портик. Тело целиком никогда не попадает в кадр, оно складывается, сгруппировывается в строительный блок, четким темным знаком выделяющимся на белом листе. «Я был совершенно заворожен красотой и совершенством - без малейшего изъяна! — тела сидящей передо мной молодой женщины. Ее силуэт, словно выточенный из эбенового дерева, и облитый мягким светом, был настолько скульптурен, что мне ничего не оставалось, кроме как запечатлевать эту красоту, слегка режиссируя и выкадровывая из пространства самые выразительные фрагменты... Зрители говорят, что взгляд тут — в чистом виде взгляд петербуржца. А петербургский взгляд, как известно, формируется под влиянием гармонии и совершенства архитектурных ансамблей».
В серии «Метаморфозы» Китаев еще дальше уходит от телесности. Главная уловка - старый как мир прием снимать контражуром, против света, спрятав модель за большим белым экраном. Так что очертания фигуры едва угадываются, проступая дымчато-серым силуэтом-иероглифом, словно китайской тушью по бумаге нарисованным, из мира бесконечной светозарности. Главная идея - метафизическая: воплощение, обретение плоти. Оттого-то хрупкая фигурка с отведенной за спину рукой вызывает одну ассоциацию: ангел, спустившийся на землю. Здесь, как ни в каком другом цикле, открыто, в лоб, говорится о самой природе фотографии. О том, что она — искусство света. А ведь свет дарит нам зрение, и искусство — один из способов это зрение обострить. Так, растворяя нагое человеческое тело в световых потоках, Китаев пришел к своему - фотографическому - богословию.
Анна Толстова