Валерий Вальран о Леониде Богданове. «Летаргический Ленинград»
Леонид Богданов (1949 – 2003) – ключевая фигура ленинградской независимой фотографии. Помимо того, что он создал неповторимый образ Санкт-Петербурга советского времени, его фотомастерская, сначала на улице Правды, а затем на канале Грибоедова была в течение 30 лет единственным неофициальным центром независимой фотографии в городе. Здесь собирались фотографы различных поколений и стилистических направлений, печатали и обсуждали фотографии, молодые авторы получали поддержку и учились основам мастерства.
Леонид Богданов известен прежде всего своими фотографиями Петербурга. Город снимали с начала 50-х годов XVIII века (Иван Бианки, граф Иван Ностиц и Н. Левашов). Но никто за эти 150 лет не снимал черный Петербург, облаченный в траурные одеяния. Есть множество фотографий ночного Петербурга, освещенного лунным светом, фонарями, салютами и фейерверками. Да и как снимать Петербург, который уникален своими архитектурными ансамблями, если эту архитектуру поглотила тьма.
В городских пейзажах Леонида Богданова нередко объекты (дома, колонны, соборы, набережные) и их тени одинаково темные (черные). Архитектурные сооружения не отбрасывают тень, а прорастают из неё, точнее из недифференцированной и неструктурированной черноты. Если воспользоваться терминами символизма, то можно сказать, что Петербург Богданова – черный город и вырастает он из дьявольской темноты. Однако общее ощущение от работ иное. Невероятной красоты и изощренности линия, отделяющая город от небес, живые блики на воде рек и каналов, на мокром асфальте, одиноко светящиеся окна и редкие фонари, выплывающие из темноты набережные, фонарные столбы, иногда фасады домов. Нет людей, машин, кошек, собак. Город погружен в летаргический сон безвременья.
«С энергетическим насыщением снимков у Богданова все в порядке. Настолько, что он может себе позволить прятать энергетику фотографии в глубине изображения так, чтобы она не бросалась в глаза зрителю. У него нерв снимка, его мускулатура – не на поверхности, это внутренняя пружина, прикрытая внешней сдержанностью. Помимо трансляции энергии путем предельной внутренней концентрации в момент съемки, он использует для этого и чисто изобразительные средства. В частности – наложение ритмов. Ритмы окон, деревьев, чугунных решеток, гранитных плит, даже трещин в асфальте взаимодействуют, интерферируют и создают ощущение динамики, внутренней напряженности города, которая сродни пружинистой энергии зверя, готового к прыжку. Богданов точно чувствует сложный многозвучный пульс города. У него пульсирует все – свет и тень, вода и небо, листва, окна, асфальт и даже глубокая тьма теневых участков ночных снимков. Это одно из удивительных и уникальных свойств богдановских фотографий – живая пульсация и смысловая значимость совершенно черных пятен» (Наль Подольский).
Богданов предпочитал снимать рано утром, поздно вечером или ночью в контровом свете. Но глубокого черного цвета добивался при печати. «Уникальная особенность ночных снимков Богданова – в них встречаются совершенно черные участки, которые живут, нормально работают как полноправная часть изображения и не вызывают отвращения у зрителя… Если Леонид Богданов решает, например, что данное конкретное здание на фотографии должно стать сплошным черным пятном, он, как говорят фотографы, его “запечатывает”, то есть увеличивает экспозицию при печати, добиваясь желаемой черноты. Но при этом он следит, чтобы отсветы на стенах, блики на стеклах и т.п. не исчезли с листа полностью, а остались бы в виде почти незаметных следов, которые уже не читаются как часть изображения, но все же как-то воспринимаются глазом. То есть он изображает черноту все-таки с помощью света, и такая чернота живет, дышит, пульсирует, она может пугать или завораживать» (Наль Подольский).
Нередко фотограф делал с одного негатива несколько отпечатков, различных по тональности и по состоянию. На одном снимке, который называется «Улица» (1975), сделанном с Мало-Калинкина моста, дома по обе стороны улицы Садовой смотрятся, как две черные каменные глыбы на фоне тревожного неба, между ними извиваются линии трамвайных путей. На фасаде дома-утюга, между Садовой и набережной Фонтанки, светлое пятно фонаря. На другом отпечатке в более светлой тональности «запечатан» фонарь, но различимы дома с архитектурными деталями, с отсветами на окнах, и даже на тротуаре угадывается фигура идущей женщины. Знаменитый дом-утюг открыт тремя своими гранями. Это уже живой город, а не город-фантом.
Леонид Богданов – уникальный мастер печати. В Ленинграде 1970-х, пожалуй, только Борис Смелов мог добиться такого качества позитива. Но они преследовали различные цели – Смелов ловил состояния города, а Богданов искал его совершенные формы. Хотя при этом не упускал детали: Исаакиевская площадь испещрена трещинами как лицо старика морщинами, а асфальт на мосту через канал Грибоедова снят и отпечатан так, что он дышит, как живая плоть города.
На одной из знаковых работ («Разбитые часы», 1975) собственно и изображены огромные часы на фасаде дома. Дом погружен в темноту, но, тем не менее, из стены проступают более темные проемы окон, угадываются некоторые архитектурные детали. Карниз крыши изломанной линией по диагонали разрезает кадр с левого верхнего угла. За ломаной линией карниза – рваные облака. На фотографии высвечены облака и круглый циферблат часов. Белый циферблат частично потрескался, краска осыпалась. Цифры от «3» до «6» едва различимы. Стекло покрыто паутиной трещин. Обе стрелки застыли на цифре «12». Полдень или, скорее, полночь белой ночи. Остановившееся время летаргического Ленинграда или безвременье одряхлевшей империи?
В темной тональности Леонид Богданов много и подробно снимал Коломну, где он получил мастерскую у Аларчина моста в 1978 году: Новую Голландию и комплекс Никольского собора, Калинкин мост и многочисленные сюжеты на набережной канала Грибоедова. «Сюда он не выезжал на съемки, а просто бродил с фотоаппаратом по улицам, и здесь Петербург показывал ему то, что обычно имперские столицы стараются прятать, – задумчивое запустение, темные закоулки, людей-призраков и всевозможных неприметных своих обитателей, коих “так же трудно поименовать, как исчислить то множество насекомых, которое зарождается в старом уксусе”. Старушки, старики, алкаши, дети, собаки и голуби» (Наль Подольский).
В серии «Летний сад» светотеневая стратегия фотографа становится более разнообразной и изощренной. На фоне сплошной стены мощных, почти черных деревьев – небольшой бюст на темном пьедестале. Между стволами, как мираж, угадываются другие скульптуры. Солнце слегка высвечивает деревья с правой стороны, обозначая глубокие морщины на коре. Весь кадр решен в градациях темных тонов, за исключением скульптурного портрета – он ослепительно белый (Без названия, 1975). Статуя Беллоны, стоящая на пьедестале, снята против яркого света. На фоне растворившихся в свете ограды и деревьев скульптура выделяется темно-серыми тонами. В некоторых работах свет выхватывает отдельные ветви деревьев, оставляя большую часть кадра в тени. На фотографии с двумя женскими стоящими скульптурами одна из них, ближе к зрителю, находится в полутени, а другая ярко освещена. За мощными черными стволами частично видна третья скульптура. На щеке мужского скульптурного портрета, снятого крупным планом, сидит паук. Позже паук переместится на щеку Аполлона, и этот снимок станет визитной карточкой Бориса Смелова. Правда, Богданов сделал документальный снимок, а Смелов ловил пауков, приносил в Летний сад и заставлял позировать.
В целом серия «Летний сад» производит магическое впечатление. Она больше ассоциируется не с фотосъемкой, а с театральной сценой, на которой главное действующее лицо – художник-осветитель. Так виртуозно использовать естественное освещение для создания волшебного мира Летнего сада мог не столько мастер, постигший тончайшие нюансы светописи, сколько художник, озаренный внутренним светом.
Жанровые фотографии Леонида Богданова можно разделить на несколько серий. В начале 1970-х это преимущественно лирические зарисовки. Девочка с огромным портфелем и мешком со сменной обувью, ссутулившись, идет по мокрому тротуару набережной Фонтанки на фоне размытых дождем и туманом прохожих и машин («Дождь», 1972). Мальчик с собакой следует по дорожке с остатками снега между двух рядов ослепительно белых скамеек («Скамейки», 1974). Позже Богданов стал снимать стариков. Грустный пожилой мужчина на мосту канала Грибоедова кормит с руки голубей, устроившихся на перилах. Одинокая старушка, повязанная белым платком, выгуливает собачку на набережной канала Грибоедова. Две старушки в темной одежде переходят улицу. Одна с костылем, другая поддерживает её под руку. Глубокое сочувствие к покинутым старикам и высочайшее мастерство художественного обобщения позволяют Богданову камерные сцены на улицах превратить в символ одиночества. Ряд этих снимков, несомненно, является классикой жанра.
Несколько фотографий посвящены безбрежному пьянству эпохи развитого социализма. Пьяный мужчина в нелепой и неустойчивой позе на тротуаре беседует с овчаркой (Без названия, 1970-е). Толпа мужчин, пьющих пиво и стоящих в очереди в пивной ларек. Лицо одного из них на переднем плане повернуто к камере и недвусмысленно свидетельствует, что пиво разбавлено водкой (Без названия, 1970-е). Подвыпившая парочка бодро шагает по мостовой. Дама одной рукой держит кавалера под руку, а другой вынуждена поддерживать брюки, у которых сломалась молния, и они уже сползли на бедра (Без названия, 1970-е).
Особое место в творчестве Леонида Богданова занимает тема «Дети в городе». Три мальчика в черной подворотне во что-то играют. Подворотня выходит в обычный ленинградский двор. Видна облупившаяся стена дома с металлической пожарной лестницей нелепой конструкции. Фигуры мальчиков, освещенные ярким полуденным солнцем, отбрасывают черные тени. Пронзительно белый свет, непонятно как попавший в мрачную подворотню, подчеркивает беззащитность «счастливого» детства перед миром взрослых («Игра», 1979). На фоне бесконечного брандмауэра, уходящего в небеса, своеобразная «детская площадка» из металлических конструкций непонятного назначения, на которых повисли три мальчика в различных позах («Игра», 1975). Эта фотография после перестройки публиковалась во многих изданиях как типично ленинградская. Девочка во дворе обшарпанного дома идет к подъезду, она слегка обернулась. В руках огромный портфель и мешок со сменной обувью. На переднем плане в темной подворотне стоит несуразная металлическая конструкция, предназначенная, по-видимому, для детских игр. Маленькая фигурка девочки в зловещем пространстве.
К портретному жанру в зрелом творчестве Богданов обращался крайне редко – несколько автопортретов и портреты Бориса Смелова. В начальный период снимал их довольно много. В Институте киноинженеров в фойе конференц-зала он сделал несколько небольших выставок (1967–1970), где экспонировались городские пейзажи и портреты. Портреты 1960-х –1970-х годов не сохранились. Даже негативы Леонид уничтожил, решив, что они не дотягивают до уровня мастерства, который он себе установил.
Фотограф крайне редко снимал в других городах, хотя объездил всю страну, делая слайды с произведений искусства в провинциальных музеях. По-видимому, только в Ленинграде он мог погружаться в творчество. Сохранилось незначительное количество фотографий, снятых в провинции – в основном жанровых. Так же мало у него экспериментальных фотографий. Пробовал соляризацию, печатал с двух негативов, но предпочтение отдавал прямой фотографии.
Леонид Богданов – представитель классической фотографии в ленинградском независимом искусстве. Он создал уникальную серию снимков города в темной тональности, внеся тем самым свой вклад в иконографию Петербурга. Его фото ленинградских детей и старушек, несомненно, являются классикой жанра и имеют не только художественное, но и историко-культурное значение. Ряд его жанровых снимков с маргинальными персонажами, а также фотографии центральных улиц, площадей и набережных, испещренных трещинами и выбоинами, запущенных дворов и архитектурных памятников в ужасающем состоянии сделают честь любой выставке независимой социальной фотографии советского времени.
Валерий Вальран.
Публикация Валерия Вальрана к выставке Леонида Богданова «Летаргический Ленинград» открывшейся 24 ноября 2007 года в Арт-центре Пушкинская 10.